3. Последние песни ландскнехтов - Акционерное общество «Ландскнехт» - Страницы истории - Каталог статей - Клуб исторической реконструкции и фехтования "Пантера"

Битва при Павии стала звёздным часом ландскнехтов. Насадив на пики цвет французского рыцарства и швейцарской пехоты, они одержали самую главную победу за всю свою историю. Впредь каждый знал, завидев их штандарты и услышав гром барабанов — это идут лучшие солдаты Европы. Ветераны итальянских сражений потянулись домой в Германию. Их кошельки были туго набиты золотом, длинной вереницей растянулись повозки с богатой добычей, а в песнях пелось всё о победах, да удачных грабежах.

Наверное, именно это счастливое время стало причиной дальнейшей эволюции корпоративного сознания ландскнехтов. Прежняя идеология, заложенная ещё императором Максимилианом, начала облетать с них, как осенняя листва. Вдоволь покутив в Италии, эти бравые парни решили, что теперь своё прибыльное ремесло ни за что не оставят. Кому нужен покой и мир? Настоящая житуха для ландскнехта — это когда вокруг пылает война, и всем нужны его услуги. Естественно, что запрет наниматься служить вне Германии был ландскнехтам не по нутру. Когда со всех сторон лезут вороги, это одно дело, но что если любимый император Карл V всех победил и временно услуги ландскнехтов не нужны? Лапу сосать или опять невоенным ремеслом зарабатывать? Ну уж нет, снова есть тюрю и грубый хлеб после того, как каждый день можно было есть мясо до отвала, стало неприемлемо. Учитывая, что Священная Римская империя была в ту пору чем угодно, но только не единой и централизованной империей, вопрос о патриотизме особенно не стоял. Ландскнехты крепко задумались, как же им поступить. Знаковым событием в свете этих брожений стала Крестьянская война в Германии 1524-1526 гг. Наёмникам пришлось сделать выбор.

Ландскнехты всегда активно участвовали в крестьянских мятежах. Среди них было полно тех, кто ещё не считал себя профессиональным военным и не забывал о своём происхождении. Боевой опыт и выучка наёмников оказывались серьёзным подспорьем для плохо подготовленных повстанцев, и в 1513-1519 годах ландскнехты были хребтом Союза Башмака. Они даже организовывали отряды мятежников по типу пехотных полков, с выборными должностями и культовым статусом знамён. То, что на знамёнах были изображены не имперские орлы, а бедняцкие башмаки, ландскнехтов не смущало — идеология мятежников мало расходилась с их собственной, а требования представлялись вполне справедливыми.

Когда осенью 1524 году начались беспорядки в Штюлингене на Верхнем Рейне и на Верхнем Дунае, в Хегау и Клетгау, все решили, что повторится история предыдущих выступлений. Дальнейшие события показали, что все прежние бунты — это цветочки по сравнению с назревающим восстанием. Оно распространялось, как пожар. Швабский Союз понял, что вопрос с гнусными крестьянскими бунтовщиками надо решать, да поскорей. Ответственным за это назначили Георга Трухзеса фон Вальдбурга, мужика сурового и хитрющего. Отблагодарив всех за оказанное доверие, Вальдбург предался мыслям о том, в какую фигню его угораздило вляпаться. Подумав, он решил, что не бывает много врагов — бывает мало ландскнехтов. Но с этим вышла неудача: практически все ландскнехты в это время вовсю воевали в Италии, а ждать их у околицы времени не было: крестьянские орды смыкались вокруг Трухзеса, как тучи в пасмурный день.

Тогда Трухзес начал с восставшими переговоры, наговорил много приятных слов, заключил перемирие и подарил вилку для снятия лапши с ушей. Пока мужланы тупо встали лагерем ждать выполнения обещаний, Вальдбургу пришлось адски потрудиться, чтобы обшарить всю Германию и собрать к апрелю 1525 года хотя бы 4 000 солдат. Нанимали их под тем предлогом, что Ульрих Вюртембургский хочет вернуть отобранное у него герцогство и для этого ведёт тысячи швейцарцев. Сразиться с швейцарцами завсегда было много охотников.

Узнав, что воевать надо против крестьян, ландскнехты обиделись и послали Вальдбурга куда подальше. Одни заявили, что крестьяне — это друзья и кормильцы, без которых не выжить при безработице, другие заявили, что они сами крестьяне, потому что родом из дерёвни. Полторы тысячи с трудом набранных солдат взяли под козырёк и свалили. Трухзес про себя подумал, что вот они — последствия набора всякой шушеры вместо испытанных ветеранов, а вслух толкнул речь. Говорить он умел не хуже, чем рубиться. Мастерски расписав, как крестьяне нарушают закон, он заключил, что обязанностью Ордена ландскнехтов является пресечение этого непотребства. Под конец он, как добрый дядюшка, сообщил, что зла ни на кого не держит, и прекрасно поймёт, если кому-то захочется уйти, но вспомните-ка, парни, кто вам обычно денежки платит — князья и города, а вовсе не крестьяне, так какие же они кормильцы? Вот и тут Швабский Союз скупиться не будет, карманы вмиг наполнит, а война будет маленькой и победоносной. Ландскнехты подумали, решили, что дело мужик говорит, и остались. Так сказать, из сознания высокого долга перед родиной, «как надлежит благочестивому военному люду».

Получив наконец войско, Трухзес тут же нарушил перемирие и неожиданно обрушился на лагерь восставших у Лейпгейма. Учинив там показательную резню, он быстрым маршем пошёл на другие крестьянские лагеря в Верхней Швабии и устроил повторение банкета. Плохо вооружённые и не связанные между собой отряды мятежников даже не успели толком посопротивляться, а всех, кто пытался сдаться в плен или спастись бегством, рубили мечами или развешивали по деревьям.

Эти энергичные меры хотя и усмирили Верхнюю Швабию, но не смогли положить конец всему восстанию. Вскоре вся Германия была в огне. Начались необычайно кровавые сражения, подогретые взаимной ненавистью противников, а вслед за каждой победой обязательно следовало яростное истребление проигравших. Обычный для войны хаос усугубляло то, что ни на одной из сторон не было полного единства. По сути, враждующие были разбиты на небольшие группы, каждая из которых имела свои интересы, а потому многие выступали то против одних, то против других. На «крестьянской» стороне были и многие бюргеры, и даже дворяне, как например один из вождей — Вендель Гиплер, дворянин и бывший канцлер графа Гогенлоэ. Поэтому разговоры о том, что ландскнехты предали крестьян и стали орудием феодальной реакции, просто смешны. За крестьян тоже сражалось немало наёмников — кто-то по идейным соображениям, кто-то за деньги. Бывшие ландскнехты даже командовали войсками повстанцев: Флориан Гайер, рыцарь и владелец замка Гильберштадт, собрал свой знаменитый Чёрный отряд, Ганс Мюллер из Бульбенбаха стал хауптманом шварцвальдцев, Вальтер Бах — вождём алльгаусцев. Проблема была в том, что сами крестьяне неохотно объединялись с ландскнехтами. Чаще всего они не хотели им платить, и не хотели иметь конкуренцию во время грабежей — ведь большая часть восставших ввязалась в это дельце не ради какой-то там справедливости и борьбы с притеснениями. У крестьян и не было постоянного войска, потому что отдельные отряды периодически возвращались домой, когда удавалось хорошо поразбойничать в каком-нибудь городе, замке или монастыре.

Очевидно, что в кутерьме всеобщей резни ландскнехтам оставалось только одно: держаться своих собственных интересов. А интересы эти лежали там, где больше всего платили. Князья денег не жалели, поэтому большинство ландскнехтов и встало на их сторону. Когда из Италии вернулись ветераны во главе с тем самым Георгом фон Фрундсбергом, они тоже не метались между сторонами, а сразу показали крестьянам кузькину мать. В принципе, такое постоянство выглядит гораздо лучше, чем поведение некоторых дворян. «Железная рука» Гёц фон Берлихинген, например, всего за несколько дней успел предложить свои услуги сначала курфюрсту Пфальцскому, потом крестьянам, затем опять курфюрсту, потом нанялся к крестьянам, немного повоевал, а через некоторое время предал их и встал на другую сторону. Казимир, маркграф Анспахский, провозгласил полный нейтралитет, но с удовольствием позволял крестьянам пограбить католические церкви и монастыри, чтобы самому тоже погреть ручки, оставаясь невинным агнцем, а когда крестьян начали зажимать, с азартом подключился к добиванию.

Подавляли крестьянскую войну безо всякой жалости или пощады, что бунтовщики полностью заслужили своими действиями и идиотскими лозунгами. Рыцарская конница, уже не властвовавшая на обычных полях сражений, тут наконец всласть погуляла — повстанцы редко могли ей что-то противопоставить, и чаще всего бой превращался в мясорубку. Мятежников не оставляли в живых — всюду, где проходило войско Трухзеса или других рыцарей, придорожные деревья были увешаны крестьянами, а деревни горели так же, как на первом этапе — церкви и замки.

Плохо выбравшие сторону ландскнехты тоже оказались полностью перебиты. Даже Чёрному отряду Флориана Гайера удача долго не сопутствовала. Сначала они глупо штурмовали Фрауенбург, и многие отборные воины остались валяться в крепостных рвах. Потом уже знакомый нам Трухзес застал их врасплох при Зульцдорфе, и его кавалерия с верными долгу ландскнехтами устроили мятежникам кровавую баню. Из Чёрного отряда уцелело только шесть сотен ландскнехтов. Флориан Гайер пробился с ними в село Ингольштадт, чтобы укрепиться в тамошнем замке и церкви. Пфальцские войска следовали за Флорианом по пятам. Его отряд окружили и после жесточайшего боя сожгли церковь и взяли замок штурмом, изрубив на куски две трети отряда. Флориан снова сумел спастись и вывел за собой последние две сотни из Чёрного отряда. Измученные и покрытые ранами, они залегли в лесу, но на следующий день их снова окружили и вырезали почти всех. На диво живучий Флориан и несколько его товарищей всё же пробились сквозь кольцо. Он присоединился к семитысячному войску крестьян, которое к тому моменты было скорее просто толпой. Флориан Гайер пытался как-то организовать их и призвать к дисциплине, но тщетно. Через несколько дней на них напали войска Швабского союза, наголову разбили крестьян, и на этот раз Флориана наконец прикончили. Надо сказаться, что этот вояка-неудачник потом стал жутко популярен среди романтической немецкой молодёжи и удостоился нескольких романов и пьес.

Крестьянская война показала, что корпорация ландскнехтов замкнулась в себе. Они стали профессиональными наёмниками, и отныне им всё равно было, за кого воевать. Как говорили тогда, «я бы и к чёрту пошёл служить, если бы он платил!». Ландскнехты даже запросто могли сражаться со своими коллегами, оказавшимися в битве на стороне противника. В этом случае для «братьев» делалась только одна поблажка — победители не устраивали массовую резню побеждённых, что в ту пору уже стало практически нормой.

Даже религиозная принадлежность нанимателя быстро перестала иметь значение для ландскнехтов. Когда-то они действительно были благочестивыми и отказывались воевать с единоверцами без особых причин. Ландскнехты Максимилиана I перед началом битвы дружно преклоняли колени и истово молились. Теперь же они запросто могли переходить от католиков к протестантам и обратно, потому что в любом случае «барабан в девять раз любезней, чем все поповское бормотание», а символ веры ландскнехтов звучал так: «Коротких проповедей и длинных колбас!». В самом деле, не отказываться же от денег по таким ерундовым причинам, как вопросы веры. Они не прочь были разграбить и сжечь церкви или монастыри, а уж богохульствовали так, что до сих пор в немецком есть выражение «ругаться как ландскнехт» («fluchen wie ein Landsknecht»).

Ландскнехт окончательно оторвался от общества. Корпорация наёмников стала отдельным миром со своими законами и обычаями. Отныне мораль ландскнехта стала свободной от установок, разделявшихся остальными людьми. Всё, что имело значение — это поступает наёмник «по-ландскнехтски» или «не по-ландскнехтски». Например, ограбить товарища-наёмника было смертным грехом, ограбить мирного жителя — почти что правилом.

Часто меняя стороны и нанимателей, ландскнехты уже не чувствовали грани «свой-чужой». Сначала они кормились грабежом только того населения, с чьей страной они воевали, теперь же они стали рассматривать всех мирных жителей как источник провизии и наживы. Не ценя своей жизни, ландскнехты были безразличны и к жизням других. Они всё больше и больше презирали всех невоенных людей, и те платили им такой же лютой ненавистью. Неудивительно, что во время Тридцатилетней войны самым обыденным явлением были зверства ландскнехтов над крестьянами и расправы крестьян над попавшими в их руки ландскнехтами.

Поначалу ландскнехты считали, что на том свете для них выделено специальное место (Warteinweil), чтобы ожидать Страшного Суда, ибо согласно популярным историям умершие ландскнехты устраивают дебош сначала в Раю, а потом в Аду, и никто не хочет иметь с ними дело. Затем утвердилось мнение, что, всё-таки, самое подходящее ландскнехту место — это Преисподняя, ибо «..меж солдат достигают царствия небесного не мужественные герои и отважные воины, а одни только придурковатые олухи, трусливые разини, слабодушные пентюхи, отпетые лежебоки и им подобные, которые довольствуются своим жалованием». Вся жизнь ландскнехтов привела к тому, что на смерть они смотрели с крайним фатализмом, и их пословица с мрачной иронией говорила: «Ландскнехт схож со свиньёй булочника тем, что ни он, ни она не знают, когда их будут кормить или резать».

А раз загробная жизнь не сулила ландскнехтам особой радости, зато дорога к ней была короткой, жить они стали одним днём, не задумываясь о грядущем. Любыми доступными радостями они старались компенсировать тёмную сторону воинской службы. Получали богатое жалование и добычу — и спускали всё за час. Ели и пили, как в последний раз, считаясь не только первыми солдатами Европы, но и самыми большими пьяницами. Гуляли так, что сифилис среди ландскнехтов был эпидемией. А уж как в кости любили перекинуться... Никакие запреты и суровые наказания не могли изгнать из войска азартные игры, ведь саму жизнь свою ландскнехты считали сродни игре в кости, и wuerfelspiel было синонимом жизни в их песнях. Прежний типаж ландскнехта, который собирается накопить денег, купить дом и жить дальше в своё удовольствие, теперь было встретить труднее, чем благородного рыцаря.

Постепенно изменилось и отношение к ландскнехтам в обществе. Их больше не восхваляли, как единственную опору Империи, а чаще проклинали. Боеспособность их упала, дисциплина оставляла желать лучшего. Идеал братства отошёл в прошлое: аппетиты военачальников плохо сочетались с аппетитом рядовых солдат. Офицеры стали закрытой кастой, а братство ландскнехтов замкнулось на круг рядовых и низшего командного состава — избираемых ими роттмайстеров. Инфляция постоянно обесценивала жалованье ландскнехта, которое долгое время оставалось твёрдым — четыре гульдена, всё чаще их старались обмануть и не заплатить, вместо этого начальники любили накормить наёмников красивыми словами вроде «любимые честные ландскнехты», «братья», «благочестивые немцы», «сильные мужественные немцы», «добросовестный честный военный люд». Георг фон Фрундсберг за такую профанацию плюнул бы им в лицо. Естественно, что чем дальше, тем меньше ландскнехты верили подобным речам.

Эпоха ландскнехтов заканчивалась. Их тактика больше не являлась последним словом военной науки — теперь на полях сражений все падали ниц при звуке барабанов испанских терций. Престиж ландскнехтов, их амбиции и высокая самооценка потускнели. Их нанимали всё реже, и обнищавшие солдаты готовы были даже поступить на постоянную службу в войска нового образца — представляете, до какого состояния надо было дойти, чтобы отказаться от всех своих привилегий и свобод, согласиться на муштру ради надёжного куска хлеба. До самой низкой степени падения ландскнехты дошли в годы Тридцатилетней войны. Свершилось неслыханное: они соглашались даже на подсобные инженерные и прочие тяжёлые работы, от которых раньше воротили нос — «рыли шанцы и ломили как лошади». Лишь бы быть нанятыми. Sic transit gloria mundi.

Так отошли в прошлое эти славные наёмники, со всеми своими яркими костюмами, буфами, разрезами и шитыми бисером гульфиками, гордыми песнями и буйным нравом. Но они успели оставить след в истории. Это было время, когда простой наёмник считал себя равным рыцарю. Когда пехотинец чувствовал себя вольным человеком и ни перед кем не склонял головы. Во всех уголках Европы тогда побывали штандарты ландскнехтов. Они дрались в швейцарских Альпах и на итальянских равнинах, помогали гугенотам сражаться с католиками в религиозных войнах Франции и помогали испанским католикам резать нидерландских протестантов во Фландрии. Таким уж был XVI век — век экспансии и конфликта, время кровавых войн и жестокой борьбы империй. Время ландскнехтов.


	Пантера	Приветствую Вас Гость \| RSS